Тро­парь, глас 1:

В рож­де­стве дев­ство со­хра­ни­ла eси,
во успе­нии ми­ра не оста­ви­ла eси, Бо­го­ро­ди­це,
пре­ста­ви­ла­ся eси к жи­во­ту,
Ма­ти су­щи Жи­во­та,
и мо­лит­ва­ми Тво­и­ми из­бав­ля­е­ши
от смер­ти ду­ши на­ша.

Гре­че­ский ори­ги­нал

Ἐν τῇ Γεννήσει τὴν παρθενίαν ἐφύλαξας,
ἐν τῇ Κοιμήσει τὸν κόσμον οὐ κατέλιπες Θεοτόκε.
Μετέστης πρὸς τὴν ζωήν,
μήτηρ ὑπάρχουσα τῆς ζωῆς,
καὶ ταῖς πρεσβείαις ταῖς σαῖς λυτρουμένη,
ἐκ θανάτου τὰς ψυχὰς ἡμῶν.

Пе­ре­вод Оль­ги Се­да­ко­вой

Рож­дая, со­хра­ни­ла Ты дев­ствен­ность.
По­чив, не оста­ви­ла Ты ми­ра, Бо­го­ро­ди­ца:
Ибо пе­ре­шла к жиз­ни
Ты, ис­тин­ная Ма­терь Жиз­ни,
И тво­им хо­да­тай­ством из­бав­ля­ешь
От смер­ти ду­ши на­ши.

Срав­не­ние Успе­ния с Пас­хой чре­ва­то се­рьез­ной дог­ма­ти­че­ской ошиб­кой, — пре­ду­пре­жда­ет свя­щен­ник Фе­о­дор Лю­до­гов­ский:

— В Пра­во­слав­ной Церк­ви су­ще­ству­ет мно­же­ство празд­ни­ков, по­свя­щен­ных Пре­свя­той Бо­го­ро­ди­це. Ес­ли сле­до­вать хро­но­ло­гии со­бы­тий, то пер­вый из них — за­ча­тие Бо­го­ро­ди­цы пра­вед­ной Ан­ной (9/22 де­каб­ря); за­тем — Рож­де­ство Бо­го­ма­те­ри (8/21 сен­тяб­ря), Вве­де­ние во Храм (21 но­яб­ря / 4 де­каб­ря), Сре­те­ние (2/15 фев­ра­ля), Бла­го­ве­ще­ние (25 мар­та / 7 ап­ре­ля), Успе­ние(15/28 ав­гу­ста). Даль­ше сле­ду­ют празд­не­ства, уста­нов­лен­ные в па­мять о яв­ле­ни­ях Пре­свя­той Де­вы, о чу­де­сах, со­вер­шен­ных Ею в раз­ные эпо­хи цер­ков­ной ис­то­рии: это и празд­ник По­кро­ва (1/14 ок­тяб­ря), и па­мять Зна­ме­ния Бо­го­ро­ди­цы в Ве­ли­ком Нов­го­ро­де (27 но­яб­ря / 10 де­каб­ря), и празд­но­ва­ния в честь де­сят­ков икон Бо­жи­ей Ма­те­ри.

Глав­ным сре­ди всех этих празд­ни­ков мо­жет счи­тать­ся Успе­ние — так же, как глав­ным днем па­мя­ти свя­то­го обыч­но яв­ля­ет­ся день его кон­чи­ны, так же, как глав­ный Гос­под­ский празд­ник — Пас­ха, вос­по­ми­на­ние смер­ти и Вос­кре­се­ния Хри­ста.

Успе­ние ча­сто на­зы­ва­ют Бо­го­ро­дич­ной Пас­хой, но та­кое на­име­но­ва­ние пред­став­ля­ет­ся неже­ла­тель­ным: со­вер­шен­но оче­вид­на дав­няя и неосла­бе­ва­ю­щая тен­ден­ция «под­тя­ги­вать» по­чи­та­ние Бо­го­ма­те­ри до уров­ня по­чи­та­ния Спа­си­те­ля (это вид­но во всем — от ор­фо­гра­фии до гим­но­гра­фии) — но та­кое стрем­ле­ние всту­па­ет в про­ти­во­ре­чие с дог­ма­ти­че­ским уче­ни­ем Пра­во­слав­ной Церк­ви: Гос­подь Иисус Хри­стос — Бог и че­ло­век, Тво­рец и Спа­си­тель; Бо­го­ро­ди­ца — лишь че­ло­век, хо­тя и вме­стив­ший в се­бя Бо­же­ство. Ее слу­же­ние бы­ло со­вер­шен­но ис­клю­чи­тель­ным, на­ше спа­се­ние бы­ло бы без Нее невоз­мож­ным; од­на­ко Ее че­ло­ве­че­ская при­ро­да не из­ме­ни­лась, Она, как и все лю­ди, бы­ла под­вер­же­на смер­ти. По­это­му хо­те­лось бы на­де­ять­ся на бо­лее трез­вен­ное от­но­ше­ние к по­чи­та­нию Бо­го­ма­те­ри — рав­но как и к по­чи­та­нию мно­гих свя­тых.

Празд­ник Успе­ния име­ет од­но­днев­ное пред­праздн­ство (сра­зу по­сле от­да­ния Пре­об­ра­же­ния Гос­под­ня); его по­праздн­ство длит­ся во­семь дней. Успе­ние Бо­го­ро­ди­цы — по­след­ний дву­на­де­ся­тый празд­ник в цер­ков­ном го­ду, на­чи­на­ю­щем­ся 1/14 сен­тяб­ря и за­кан­чи­ва­ю­щем­ся в ав­гу­сте. Спу­стя две неде­ли по­сле от­да­ния Успе­ния на­сту­па­ет пред­праздн­ство пер­во­го в го­ду дву­на­де­ся­то­го празд­ни­ка — Рож­де­ства Бо­го­ро­ди­цы.

О чем без­опас­ней мол­чать

Неиз­вест­ный ав­тор тро­па­ря Успе­ния, об­ра­ща­ясь к Бо­го­ро­ди­це, со­зер­ца­ет неве­ро­ят­ность про­ис­шед­ше­го. То­го, что про­изо­шло с Пре­свя­той Де­вой, не вме­ща­ет че­ло­ве­че­ский ра­зум и обы­ден­ный опыт. Ком­мен­ти­ру­ет Оль­га Се­да­ко­ва

По­яс­не­ния к тек­сту тро­па­ря:

1. В рож­де­стве, во успе­нии — здесь име­ют­ся в ви­ду не празд­ни­ки Рож­де­ства Хри­сто­ва и Успе­ния Пре­свя­той Бо­го­ро­ди­цы, а са­ми дей­ствия рож­де­ния и смер­ти. Успе­ние (усып­ле­ние) от ус­пну­ти — уснуть; тра­ди­ци­он­ная ме­та­фо­ра смер­ти как сна (так же, как рус­ское «по­чить») здесь при­об­ре­та­ет бо­лее кон­крет­ное зна­че­ние. По цер­ков­но­му пре­да­нию, гря­ду­ще­го вос­кре­се­ния из мерт­вых, ко­то­ро­го ожи­да­ет весь род че­ло­ве­че­ский (в том чис­ле, свя­тые), Ей уже не тре­бу­ет­ся.

2. Пре­ста­ви­ла­ся к жи­во­ту, ма­ти су­щи Жи­во­та. Од­но и то же сло­во, жи­вот (жизнь) име­ет здесь несколь­ко раз­ные зна­че­ния. В пер­вом упо­треб­ле­нии жи­вот озна­ча­ет жизнь, веч­ную жизнь. Во вто­ром — Хри­ста, Ко­то­рый есть жизнь («Аз есмь путь и ис­ти­на и жизнь», (Ин.14:6)); Ко­то­рый при­нес в мир «жизнь, и жизнь с из­быт­ком», (Ин.10:10)). В этом смыс­ле мож­но ска­зать о Бо­го­ро­ди­це, что она ро­ди­ла Жизнь лю­дям^[1].

3. Ма­ти су­щи — бук­валь­но: пре­бы­ва­ю­щая, став­шая на­ве­ки.

4. мо­лит­ва­ми Тво­и­ми — слав. мо­лит­ва, пе­ре­да­ю­щая гре­че­ское πρεσβεία, озна­ча­ет здесь «прось­бу», «про­ше­ние» и кон­крет­но — про­ше­ние о по­ми­ло­ва­нии.

Sub specie poeticae

Пра­во­слав­ные ли­тур­ги­че­ские пес­но­пе­ния, по­свя­щен­ные Пре­свя­той Бо­го­ро­ди­це, как пра­ви­ло, очень слож­ны и «дог­ма­тич­ны» бо­лее, чем ли­рич­ны. Это осо­бен­но за­мет­но при срав­не­нии с тра­ди­ци­он­ной ла­тин­ской гим­но­гра­фи­ей, с та­ки­ми ее клас­си­че­ски­ми об­раз­ца­ми, как Stella Maris («Звез­да мо­рей»), Pulcherrima Rosa («Пре­крас­ней­шая Ро­за»), Salve Regina («Ра­дуй­ся, Ца­ри­ца»)… Со­вер­шен­ная чи­сто­та, див­ная кра­со­та, несрав­нен­ное ми­ло­сер­дие Де­вы — их ли­ри­че­ская те­ма^[2].

Пра­во­слав­ные (гре­че­ские) пес­но­пе­ния об­ра­ща­ют­ся к Бо­го­ро­ди­це ина­че: в све­те дог­ма­та о Во­пло­ще­нии Бо­га Сло­ва. Они раз­мыш­ля­ют о той ро­ли, ко­то­рая при­над­ле­жит Ей в этом ве­ли­чай­шем чу­де, они со­зер­ца­ют неве­ро­ят­ность про­ис­шед­ше­го. Это­го не вме­ща­ют че­ло­ве­че­ский ра­зум и обы­ден­ный опыт, о чем по­сто­ян­но на­по­ми­на­ют бо­го­ро­дич­ные гим­ны (мо­ти­вы «мол­ча­ния ви­тий» и «недо­уме­ния фило­со­фов») и о чем, как го­во­рит од­но из этих пес­но­пе­ний, «без­опас­нее бы­ло бы мол­чать».

Хва­леб­ное пес­но­пе­ние и есть мол­ча­ние, об­ла­чен­ное в сло­ва, некое по­до­бие огром­ной вы­шив­ки. Из­люб­лен­ная ри­то­ри­че­ская фигу­ра здесь — со­еди­не­ние несо­еди­ни­мо­го, ок­сю­мо­рон: «Неве­ста нене­вест­ная». Со­зер­ца­нию пев­цов и слу­ша­те­лей пред­ла­га­ют­ся ве­щи непред­ста­ви­мые: де­ви­ца ста­но­вит­ся ма­те­рью, оста­ва­ясь де­ви­цей; жен­ское чре­во вме­ща­ет То­го, Ко­го не вме­ща­ет звезд­ный мир и все тво­ре­ние; смерт­ное, со­тво­рен­ное че­ло­ве­че­ское су­ще­ство рож­да­ет «жизнь бес­ко­неч­ную». Гим­но­гра­фы как буд­то на­сла­жда­ют­ся умно­же­ни­ем ря­да «невоз­мож­но­стей», сле­ду­ю­щих, по су­ще­ству, из од­но­го име­но­ва­ния: Бо­го­ро­ди­ца.

Мы не раз уже го­во­ри­ли об осо­бом ин­тел­лек­ту­а­лиз­ме и «тео­ре­тич­но­сти» ви­зан­тий­ской ли­тур­ги­че­ской по­э­зии. С этим ее ка­че­ством мож­но свя­зать и обык­но­вен­ное при­сут­ствие в бо­го­ро­дич­ных пес­но­пе­ни­ях вет­хо­за­вет­ных об­ра­зов, в ко­то­рых бо­го­сло­вы усмат­ри­ва­ют про­об­ра­зо­ва­ние Бо­го­ро­ди­цы: Бо­го­ро­ди­ца — лест­ни­ца, ко­то­рую ви­дел пат­ри­арх Иа­ков, кув­шин ман­ны из древ­ней Ски­нии За­ве­та, жерт­вен­ник, неопа­ли­мая ку­пи­на, пе­ре­ход через Крас­ное мо­ре… Все это — об­раз­цы то­го, «че­го не бы­ва­ет», чу­де­са, в ко­то­рых «есте­ства чин» (при­род­ный за­кон) от­ме­ня­ет­ся.

Огром­ный ре­естр та­ких сим­во­ли­че­ских упо­доб­ле­ний со­дер­жит в се­бе ака­фист «Взбран­ной Во­е­во­де», об­ра­зец и ис­точ­ник мно­же­ства ли­тур­ги­че­ских тек­стов. Тро­парь Успе­ния, о ко­то­ром мы ве­дем речь, не вклю­ча­ет в се­бя этих вет­хо­за­вет­ных сим­во­лов.

Его ком­по­зи­ция про­зрач­на. Пер­вые два сти­ха да­ют па­рал­лель­ные об­ра­зы со­еди­не­ния несов­ме­сти­мо­го: дев­ствен­но­го рож­де­ния — и кон­чи­ны, ко­то­рая не озна­ча­ет пол­но­го раз­ры­ва с ми­ром. Два эти чу­да по­да­ны в од­ном мо­ду­се: со­хра­не­ния. «Дев­ство со­хра­ни­ла» — «ми­ра не оста­ви­ла». Хра­не­ние, сбе­ре­же­ние, по­кров — один из глав­ных мо­ти­вов в по­чи­та­нии Бо­го­ро­ди­цы. В мо­лит­вен­ных об­ра­ще­ни­ях к Ней зву­чит на­деж­да, что с Ее по­мо­щью и про­пав­шее не про­па­дет. Два этих сти­ха со­став­ля­ют как бы бо­го­слов­ское вступ­ле­ние к гим­ну.

Сле­ду­ю­щие че­ты­ре сти­ха тро­па­ря раз­ви­ва­ют его ос­нов­ную те­му: смерть — и жизнь. Кон­чи­на Бо­го­ро­ди­цы — не смерть, а пе­ре­ход к жиз­ни (веч­ной жиз­ни), к той но­вой Жиз­ни, ко­то­рую Она ро­ди­ла, оста­ва­ясь смерт­ным су­ще­ством. Сло­во «смерть» по­яв­ля­ет­ся толь­ко в по­след­ней стро­ке, и от­но­сит­ся не к кон­чине Бо­го­ро­ди­цы, а к «нам», точ­нее, к «ду­шам на­шим», ко­то­рые, по ее за­ступ­ни­че­ству, спа­са­ют­ся от смер­ти. Жизнь ее по­сле кон­чи­ны не толь­ко не пре­кра­ща­ет­ся, но ста­но­вит­ся ис­точ­ни­ком жиз­ни для «душ на­ших».

С те­мой за­ступ­ни­че­ства, хо­да­тай­ства, про­си­тель­ства, «спо­ру­чи­тель­ства» Бо­го­ро­ди­цы свя­за­на те­ма Су­да. На Су­де Хри­сто­вом Она вы­сту­па­ет как адво­кат, как про­си­тель­ни­ца о по­ми­ло­ва­нии осуж­ден­ных. Здесь схо­дят­ся ла­тин­ская и гре­че­ская тра­ди­ции гим­но­гра­фии Бо­го­ро­ди­цы, с раз­ли­чия ко­то­рых мы на­ча­ли. И в за­пад­ной тра­ди­ции Она преж­де все­го — За­щит­ни­ца, «адво­кат» на «пра­вед­ном су­де», на­деж­да тех, у ко­го нет ни­ка­кой дру­гой на­деж­ды.

В Св. Пи­са­нии мы встре­ча­ем один ис­точ­ник это­го ты­ся­че­лет­не­го об­ра­за «за­ступ­ни­цы за лю­дей пе­ред Сы­ном»: рас­сказ о брач­ном пи­ре в Кане Га­ли­лей­ской. Со­чув­ствие Бо­го­ро­ди­цы к лю­дям, ко­то­рым не хва­ти­ло ви­на, и прось­ба к Сы­ну по­пра­вить это по­ло­же­ние ста­но­вят­ся по­буж­де­ни­ем к на­ча­лу Его чу­до­твор­ства, к пер­во­му «яв­ле­нию сла­вы», к на­ча­лу со­вер­ше­ния Его мис­сии Спа­си­те­ля. Пер­вое чу­до Гос­подь со­вер­ша­ет по прось­бе Ма­те­ри (Ин.2:1−11).

При­ме­ча­ния

^[1] Ср. об этом в па­стер­на­ков­ском «Док­то­ре Жи­ва­го»: «…де­вуш­ка … тай­но и вти­хо­мол­ку да­ет жизнь мла­ден­цу, про­из­во­дит на свет жизнь, чу­до жиз­ни, жизнь всех, «Жи­во­та всех», как по­том его на­зы­ва­ют. — Бо­рис Па­стер­нак. Со­бра­ние со­чи­не­ний в пя­ти то­мах. Том тре­тий, Док­тор Жи­ва­го.М., Худ­лит, 1990, с. 460.

^[2] В це­лом бо­го­слов­ские хит­ро­спле­те­ния оста­ют­ся «за кад­ром» за­пад­ных гим­нов Де­ве. Но есть ис­клю­че­ния. В бо­го­слов­ском гимне Бо­го­ро­ди­це, ко­то­рый в финаль­ной песне «Бо­же­ствен­ной Ко­ме­дии» по­ет у Дан­те Бер­нар Клер­вос­ский, мы слы­шим со­вер­шен­но ви­зан­тий­ское упо­е­ние го­ло­во­кру­жи­тель­ны­ми «невоз­мож­но­стя­ми»:
«Vergine Madre, figlia del tuo figlio… tu se’colei che l’umana natura Nobilitasti si, che ‘l suo fattore Non disdegno di farsi sua fattura» — «Де­ва Мать, дочь сво­е­го Сы­на… Ты та, в ко­то­рой че­ло­ве­че­ская при­ро­да Так обла­го­ро­ди­лась, что ее Тво­рец Не счел недо­стой­ным стать ее (че­ло­ве­че­ской при­ро­ды) тво­ре­ньем». (Par. XXXIII, 1−6).

Об­раз «до­че­ри соб­ствен­но­го Сы­на» пе­ре­кли­ка­ет­ся с древ­ней ико­но­гра­фи­ей Успе­ния, где Хри­стос пред­сто­ит ло­жу усоп­шей Бо­го­ро­ди­це и дер­жит на ру­ках ее ду­шу в об­ра­зе ма­лень­кой де­воч­ки, точ­но по­вто­ряя по­зу Бо­го­ро­ди­цы, дер­жа­щей Мла­ден­ца. На­гляд­ным об­ра­зом Мать воз­вра­ща­ет­ся к сво­е­му из­на­чаль­но­му ста­ту­су — она вновь ди­тя Твор­ца.