ТРОПАРЬ УСПЕНИЯ ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ: очевидное невероятное
В тропаре «В рождестве девство сохранила еси» гимнографы как будто наслаждаются умножением ряда «невозможностей», следующих из одного именования: Богородица. Дева становится Матерью; женщина рождает Того, Кого не вмещает весь мир, смертная рождается в жизнь вечную. Комментируют священник Феодор Людоговский и поэт Ольга Седакова.
Тропарь, глас 1:
В рождестве девство сохранила eси,
во успении мира не оставила eси, Богородице,
преставилася eси к животу,
Мати сущи Живота,
и молитвами Твоими избавляеши
от смерти души наша.
Греческий оригинал
Ἐν τῇ Γεννήσει τὴν παρθενίαν ἐφύλαξας,
ἐν τῇ Κοιμήσει τὸν κόσμον οὐ κατέλιπες Θεοτόκε.
Μετέστης πρὸς τὴν ζωήν,
μήτηρ ὑπάρχουσα τῆς ζωῆς,
καὶ ταῖς πρεσβείαις ταῖς σαῖς λυτρουμένη,
ἐκ θανάτου τὰς ψυχὰς ἡμῶν.
Перевод Ольги Седаковой
Рождая, сохранила Ты девственность.
Почив, не оставила Ты мира, Богородица:
Ибо перешла к жизни
Ты, истинная Матерь Жизни,
И твоим ходатайством избавляешь
От смерти души наши.
Сравнение Успения с Пасхой чревато серьезной догматической ошибкой, — предупреждает священник Феодор Людоговский:
— В Православной Церкви существует множество праздников, посвященных Пресвятой Богородице. Если следовать хронологии событий, то первый из них — зачатие Богородицы праведной Анной (9/22 декабря); затем — Рождество Богоматери (8/21 сентября), Введение во Храм (21 ноября / 4 декабря), Сретение (2/15 февраля), Благовещение (25 марта / 7 апреля), Успение(15/28 августа). Дальше следуют празднества, установленные в память о явлениях Пресвятой Девы, о чудесах, совершенных Ею в разные эпохи церковной истории: это и праздник Покрова (1/14 октября), и память Знамения Богородицы в Великом Новгороде (27 ноября / 10 декабря), и празднования в честь десятков икон Божией Матери.
Главным среди всех этих праздников может считаться Успение — так же, как главным днем памяти святого обычно является день его кончины, так же, как главный Господский праздник — Пасха, воспоминание смерти и Воскресения Христа.
Успение часто называют Богородичной Пасхой, но такое наименование представляется нежелательным: совершенно очевидна давняя и неослабевающая тенденция «подтягивать» почитание Богоматери до уровня почитания Спасителя (это видно во всем — от орфографии до гимнографии) — но такое стремление вступает в противоречие с догматическим учением Православной Церкви: Господь Иисус Христос — Бог и человек, Творец и Спаситель; Богородица — лишь человек, хотя и вместивший в себя Божество. Ее служение было совершенно исключительным, наше спасение было бы без Нее невозможным; однако Ее человеческая природа не изменилась, Она, как и все люди, была подвержена смерти. Поэтому хотелось бы надеяться на более трезвенное отношение к почитанию Богоматери — равно как и к почитанию многих святых.
Праздник Успения имеет однодневное предпразднство (сразу после отдания Преображения Господня); его попразднство длится восемь дней. Успение Богородицы — последний двунадесятый праздник в церковном году, начинающемся 1/14 сентября и заканчивающемся в августе. Спустя две недели после отдания Успения наступает предпразднство первого в году двунадесятого праздника — Рождества Богородицы.
О чем безопасней молчать
Неизвестный автор тропаря Успения, обращаясь к Богородице, созерцает невероятность происшедшего. Того, что произошло с Пресвятой Девой, не вмещает человеческий разум и обыденный опыт. Комментирует Ольга Седакова
Пояснения к тексту тропаря:
1. В рождестве, во успении — здесь имеются в виду не праздники Рождества Христова и Успения Пресвятой Богородицы, а сами действия рождения и смерти. Успение (усыпление) от успнути — уснуть; традиционная метафора смерти как сна (так же, как русское «почить») здесь приобретает более конкретное значение. По церковному преданию, грядущего воскресения из мертвых, которого ожидает весь род человеческий (в том числе, святые), Ей уже не требуется.
2. Преставилася к животу, мати сущи Живота. Одно и то же слово, живот (жизнь) имеет здесь несколько разные значения. В первом употреблении живот означает жизнь, вечную жизнь. Во втором — Христа, Который есть жизнь («Аз есмь путь и истина и жизнь», (Ин.14:6)); Который принес в мир «жизнь, и жизнь с избытком», (Ин.10:10)). В этом смысле можно сказать о Богородице, что она родила Жизнь людям[1].
3. Мати сущи — буквально: пребывающая, ставшая навеки.
4. молитвами Твоими — слав. молитва, передающая греческое πρεσβεία, означает здесь «просьбу», «прошение» и конкретно — прошение о помиловании.
Sub specie poeticae
Православные литургические песнопения, посвященные Пресвятой Богородице, как правило, очень сложны и «догматичны» более, чем лиричны. Это особенно заметно при сравнении с традиционной латинской гимнографией, с такими ее классическими образцами, как Stella Maris («Звезда морей»), Pulcherrima Rosa («Прекраснейшая Роза»), Salve Regina («Радуйся, Царица»)… Совершенная чистота, дивная красота, несравненное милосердие Девы — их лирическая тема[2].
Православные (греческие) песнопения обращаются к Богородице иначе: в свете догмата о Воплощении Бога Слова. Они размышляют о той роли, которая принадлежит Ей в этом величайшем чуде, они созерцают невероятность происшедшего. Этого не вмещают человеческий разум и обыденный опыт, о чем постоянно напоминают богородичные гимны (мотивы «молчания витий» и «недоумения философов») и о чем, как говорит одно из этих песнопений, «безопаснее было бы молчать».
Хвалебное песнопение и есть молчание, облаченное в слова, некое подобие огромной вышивки. Излюбленная риторическая фигура здесь — соединение несоединимого, оксюморон: «Невеста неневестная». Созерцанию певцов и слушателей предлагаются вещи непредставимые: девица становится матерью, оставаясь девицей; женское чрево вмещает Того, Кого не вмещает звездный мир и все творение; смертное, сотворенное человеческое существо рождает «жизнь бесконечную». Гимнографы как будто наслаждаются умножением ряда «невозможностей», следующих, по существу, из одного именования: Богородица.
Мы не раз уже говорили об особом интеллектуализме и «теоретичности» византийской литургической поэзии. С этим ее качеством можно связать и обыкновенное присутствие в богородичных песнопениях ветхозаветных образов, в которых богословы усматривают прообразование Богородицы: Богородица — лестница, которую видел патриарх Иаков, кувшин манны из древней Скинии Завета, жертвенник, неопалимая купина, переход через Красное море… Все это — образцы того, «чего не бывает», чудеса, в которых «естества чин» (природный закон) отменяется.
Огромный реестр таких символических уподоблений содержит в себе акафист «Взбранной Воеводе», образец и источник множества литургических текстов. Тропарь Успения, о котором мы ведем речь, не включает в себя этих ветхозаветных символов.
Его композиция прозрачна. Первые два стиха дают параллельные образы соединения несовместимого: девственного рождения — и кончины, которая не означает полного разрыва с миром. Два эти чуда поданы в одном модусе: сохранения. «Девство сохранила» — «мира не оставила». Хранение, сбережение, покров — один из главных мотивов в почитании Богородицы. В молитвенных обращениях к Ней звучит надежда, что с Ее помощью и пропавшее не пропадет. Два этих стиха составляют как бы богословское вступление к гимну.
Следующие четыре стиха тропаря развивают его основную тему: смерть — и жизнь. Кончина Богородицы — не смерть, а переход к жизни (вечной жизни), к той новой Жизни, которую Она родила, оставаясь смертным существом. Слово «смерть» появляется только в последней строке, и относится не к кончине Богородицы, а к «нам», точнее, к «душам нашим», которые, по ее заступничеству, спасаются от смерти. Жизнь ее после кончины не только не прекращается, но становится источником жизни для «душ наших».
С темой заступничества, ходатайства, просительства, «споручительства» Богородицы связана тема Суда. На Суде Христовом Она выступает как адвокат, как просительница о помиловании осужденных. Здесь сходятся латинская и греческая традиции гимнографии Богородицы, с различия которых мы начали. И в западной традиции Она прежде всего — Защитница, «адвокат» на «праведном суде», надежда тех, у кого нет никакой другой надежды.
В Св. Писании мы встречаем один источник этого тысячелетнего образа «заступницы за людей перед Сыном»: рассказ о брачном пире в Кане Галилейской. Сочувствие Богородицы к людям, которым не хватило вина, и просьба к Сыну поправить это положение становятся побуждением к началу Его чудотворства, к первому «явлению славы», к началу совершения Его миссии Спасителя. Первое чудо Господь совершает по просьбе Матери (Ин.2:1−11).
Примечания
[1] Ср. об этом в пастернаковском «Докторе Живаго»: «…девушка … тайно и втихомолку дает жизнь младенцу, производит на свет жизнь, чудо жизни, жизнь всех, «Живота всех», как потом его называют. — Борис Пастернак. Собрание сочинений в пяти томах. Том третий, Доктор Живаго.М., Худлит, 1990, с. 460.
[2] В целом богословские хитросплетения остаются «за кадром» западных гимнов Деве. Но есть исключения. В богословском гимне Богородице, который в финальной песне «Божественной Комедии» поет у Данте Бернар Клервосский, мы слышим совершенно византийское упоение головокружительными «невозможностями»:
«Vergine Madre, figlia del tuo figlio… tu se’colei che l’umana natura Nobilitasti si, che ‘l suo fattore Non disdegno di farsi sua fattura» — «Дева Мать, дочь своего Сына… Ты та, в которой человеческая природа Так облагородилась, что ее Творец Не счел недостойным стать ее (человеческой природы) твореньем». (Par. XXXIII, 1−6).
Образ «дочери собственного Сына» перекликается с древней иконографией Успения, где Христос предстоит ложу усопшей Богородице и держит на руках ее душу в образе маленькой девочки, точно повторяя позу Богородицы, держащей Младенца. Наглядным образом Мать возвращается к своему изначальному статусу — она вновь дитя Творца.